На берегу синего моря в ворохе мути стоял седой, как лунь, одетый в рваные брюки и застиранную молочную майку от Версаче. Он, сощурившись, курил гаванскую сигару и, сплевывая, посматривал на часы марки Роллекс. Часы уже второй день отнекивались идти. Стрелки на циферблате еле двигались и то во встречном наведении.
- тьфу! –старик поскреб бороду. – Мастерят да Погань. За что только деньги с людей рвут. Не то, что наш Левша. Блоху подковал. Радиоэх, куды мир котится?
Он наслюнил палец и подъял его кверху. Над стариканом закружила серая чайка.
Сорвавшись, она обронила из себя на дедов палец почему-то молочное.
- кыш из этого места, тварь негодная взбесился дед, окуная перст в море. - И откуда ты только хватаешься на мою голову. Сто раз тебе “сообщал”
Старик поболтал в воде кистью, зачерпнул воды, умылся. Он со звуком разогнулся, вцепившись в мастерицу, но, невнимательно заприметив в прибережной волне какой - то флакон из черного стекла, попросил.
- неужто дождался старик, не желая замочить в воде старые штиблеты, с отвлеченными носами, потянулся за флаконом. Волна, как будто измываясь, отнесла его назад.
- подь сюда. Кому велено - рыболов чуть не заплакал. Он смотрел с болтающегося на воде, как поплавок, незаметно подтаскивая к себе старый частика, сушившийся недалеко от берега. Дед, не оборачиваясь, подергал его, а оное, очевидно зацепившись за коряжину, намертво завяз.
Разгневанный рыбарь дернул себя за эспаньолку
трах тибидох по повадке промолвил он и зажал авторот рукой, пугливо озираясь по сторонам. - Хоть бы старая не услыхала взмолился старче, слетая и воздевая руки к небу.
Недавно его вздорную женушку насытили яблочками Маша и Витя, ставшие деду и бабке почти внучками, после, как их приколотило штормом в каком то корыте рано поутру к берегу.
Бабка яблоки честно съела, даже не поморщилась.
Витя, укладывая Размахиваю дремать в старой избенке, обязался, исправив консервы на конопатом носу, что через два часа бабка помолодеет. На что оная, зло скривившись деду, заявила
- не то!
Старуха распустила свои жидкие космы и сделалась плести венки из пупавок, сорванных Машей на лугу, и с прибылью хвативших бы и на то, чтобы украсить ими всю крышу хижины, и вдобавок стены и потолок.
Старик с кошмаром смотрел, как старушенция мерит свое пожелтевшее, побитое тлей платье, любовно разглаживая его скрюченными перстами.
Дама дотянулась с подволока огарок свечи, подпалила фитилек и сделалась ворожить.
ма а ть честная дед закатил глаза. – Никак старая вовсе рехнулась.
Он тайно грезил да козел, принес бабке воды из оной заветной лужицы. Уж он бы, вдоволь повеселился, выпроваживая старую козу на каждодневные прогулки, но потом садился бы на завалинке и, встречая ее, справлялся
пила ли ты, кушала ли?
И посмела бы старая хоть благо солгать ему. Дед даже застонал, воображая себе дальнейшее явлений.
явись ко мне!
Дед подскочил, объяснив.
Голос старухи поменялся. Капризные нотки в нем и остались, но напевность, показавшаяся снова и будоражившая слух и воображение старикана, потрясали!
появи и ись напевно произносила старуха слова заклинания. Старикан, замерев, подкрался поближе.
Лицо у половины не переменилось также, осанка осталась прошлой: ссутуленная спина и как будто завалившаяся в плечи шея.
- слышь, мать - дед недоверчиво прикоснулся к плечику “любимой”. завязывай ты со всем этим. Видно яблочки просроченные подвернулись. Кабы что дурного не вышло.
Он не смог продолжительно взирать в погасшие глаза старушенции и, сошел, не разбирая автомагистрали, больно стукнувшись лбом о раму.
Суженый, все - таки, поспешил показаться. Сам Александр Сержевич, ведя возле старую жену, больше небезызвестную в народе, как Пиковая Женщина, вошел в ветхую хибарку, культурно постучавшись в косяк, совсем снесло с петель.
здравствуй, няня - гений всех времен и этносов низко раскланялся старухе в ужасном, пожелтевшем платье. Жена, не легко опираясь на его кисть, фыркнула
- ну и наряд. Где откопали только? Стыд который!
- где же кружка. Выпускайте выпьем!
Старая жена неуверенно взирала на плачущую даму.
ну ка, высадись. Дай нам поболтать о своем.
Александр Сержевич, о чем - то задумавшись, сошел из хибарки и рванулся вдоль берега, подкидывая в руке камешек и цитируя свои да творения вслух.
- чего плачешь, дура - спросила жена, чей темперамент мало чем выделялся от характера жены.
- Три карты все разрешают. Или не знала?
Половина рыбаря вовсе расклеилась.
- чего я только не перепробовала, ничего не помогает. Вот и яблочки эти скушала. Таковскими скучными появлялись!
- Э - ЭХ! Дура - жена заговорила на галльском, поминая о своей юности. Женщины, полагали всякая о своем, урывками рассказывая что-нибудь из своей жизни, кой-когда радовались.
рыбак изо всех сил сосал частик, пробуя стряхнуть с него Емельяна.
- а ну, поднимайся. Тогда настой из - под носа уплывает, но он, видите ли, раскинулся. Поднимайся, кому велено!
Емельян переворотился на другой бок, поскреб место, что поясницы будет.
- а мне неохота известил он деда, зевая.
Старикан потрепал эспаньолку.
емелюшка, глянь, что есть то у меня - он приблизился к лоботрясу, и, сняв с руки ходики, сразил ими у него над ушком.
- ну взгляни, Емелюшка! –дед начал звереть. - Не какие там нибудь, а Роллекс!
- а на что мне эта побрякушка Емельян, не раскрывая глаз, потягиваясь, причмокнул.
резонно хмыкнул про себя рыбарь, и закинул вещь в падеже.
- мне бы хлеб какой - нибудь с цветком либо ватрушку с продуктом. Тут бы я еще поразмыслил.
- бес треклятый. И что в сети залез, положения мало, что ли? – сорвался старикан.
Откуда да ему забрать хлеб либо ватрушку. Он сам уже три дня ничего не ел.
Робинзон сообщил, что голод на пятый день проходит. Старик день назад ходил к нему к себе домой. Поболтали вдвоем вдоволь, побренчали. Необычная такая штуковина.
Его товарищ согласился.
Старик загрустил. Он всегда печалился, в то время как слышал о чем - то неясном.
Рыбак побрел вдоль берега. Став около дуба, присел, с ехидцей взирая на бравого воина не первой молодости. Тот, подняв кверху голову, уже десятые сутки смотрел на голую русалку, хихикающую и жеманничающую, сидящую на самой тонкой ветке. При виде старикана, русалка хмыкнула
- И откуда вы только хватаетесь, “Джентельмуны”? Неужто я достойна такого?
- может, и достойна промурлыкал ученый котофей, облизываясь. - Ног - то у тебя нет. НО кому ты безногая надобна. С некоторыми плавничками?
заткнись. Сам - то кому сдался - русалка злобно взглянула на ухмыляющегося котика. - Рыбки то в далеком прошлом не ел?
- может, и в далеком прошлом. Страх хочется, как попробовать кот, сверкнув глазами, сызнова облизнулся.
вытащите меня отсюда орал кто - то из дуплеца. - У меня огниво чудесное имеется. Не пожалеете!
- поищи дурачин, ведьма - хохотнул старик. - Мне субъективно сто лет твое огниво не грезилось, но и ты, собственно , тоже. Своя дома больше любой колдуньи будет!
В дуплеце захохотали.
- да отправься, полюбуйся. Баба - то твоя уже молодицей заделалась, яблоки то подействовали.
Старикан схватился за сердце.
Ему срочно нужен был настой, о каком проговорился Робинзон. Мол и хандре. Тот хранил его в флаконе из карего оргстекла, заткнутого пробкой.
Старикану ужасно хотелось помолодеть. Полоз больно хорош был женин голос, напевавший по утречкам безотрадные былины.
Дед сделался чаще посещать дома. Он, завороженный ее голосом, и сам опустил, как отремонтировал крышу, починил двери, смастерил новое крылечко. Витя и Маша активно помогали. Около дома выросла сопка из сорванных пупавок. А Витя за обедом проболтался. Старушенция совсем поменялась. Она везде ходила за подростком а также прекратила ворчать.
-деда, глянь, что я нашел - Витя несся по сберегаю, подскакивая и смеясь. Старикан вытянулся. В руках у подростка блистал пузырь из карего оргстекла.
подь сюда. Иди, деда басню прогутарит!
Витя простодушно пришелся к дедке.
рассказывай он сел на песок и приготовился слушать.
Старик, спешно, выхватил у мальчугана пузырек, раскупорил крышку, и, взболтав жидкость, за один раз выпил.
дедушка, я в нее водицы из лесной лужи налил - мальчик, округлив глаза, глядел, как старикан преобразовывается в козла с долгой седой бородой.
По берегу шла прекрасная женщина с красивыми глазами. Ее бархатистые волосы ниспадали на песок густым покрывальцем. Одета она была в белое платье.
Козел, проблеяв, повалился копытцами вверх и стих.
No comments:
Post a Comment